Тайна булавки - Страница 31

– Честь имею явиться, сэр, – произнес он. – Джон Вилльямс, лакей…

И вдруг остановился: за дальним концом стола сидел инспектор Карвер.

Первым движением Вальтерса было броситься бежать. Но около двери уже стоял полицейский.

– Вы можете арестовать меня, господин Карвер, – воскликнул Вальтерс, когда полицейский надел ему на руки наручники. – Но я не виновен в убийстве Трэнсмира…

– Мне нравится ваше спокойствие и самоуверенность, – промолвил Карвер.

Сыщик сделал знак двум полицейским, и они повели Вальтерса на пристань.

Тэб, поджидавший внизу, подошел к Карверу.

– Вы думаете, что действительно поймали его? – спросил он своего друга.

– Кого? Вальтерса? – переспросил тот. – Да, я совершенно уверен в этом.

– Нет… Я хочу сказать другое… – перебил его Тэб – Вы совершенно уверены, что задержали убийцу Трэнсмира?

– Этого я еще не могу сказать, – ответил сыщик. – Во всяком случае ему трудно будет доказать, что он непричастен к этому, но прошу вас не говорить, что он обвиняется в убийстве. Мне нужно кой о чем еще осведомиться… Возможно, если вы придете… позже в участок, я сумею рассказать вам уже гораздо больше… Особенно, если Вальтерс будет настолько благоразумен, что не откажется сообщить все, что ему известно об убийстве. Впрочем, он славный малый и не станет напрасно запираться.

Карвер не ошибся: Вальтерс не только устно, но и письменно изложил все, что знал о преступлении в Майфилде.

«Показания Вальтерса Феллинга.

Меня зовут Вальтер Джон Феллинг. Иногда я называл себя Вальтерсом, иногда – Маком Карти. Я трижды отбывал наказание в тюрьме за кражи. В июле 1913 года я был приговорен к пяти годам тюрьмы и заключен в Ньюкастл. В 1917 году я был выпущен из тюрьмы и служил в армии в качестве повара до 1920 года. После демобилизации я узнал от одного из приятелей, что господин Трэнсмир ищет лакея. Я знал, кто такой Трэнсмир, знал, что старик очень богат и скуп, и явился к нему с поддельной рекомендацией. Рекомендация была дана мне неким господином Колиби, который вообще занимается подобного рода делами. Когда старик Трэнсмир спросил меня, какое я желаю получить жалованье, я назвал сумму гораздо ниже той, какая обычно платится лакею, и он тотчас же принял меня на службу. Не думаю, чтобы он писал Колиби с целью навести обо мне справки. Но если бы даже он это сделал, я был совершенно спокоен на этот счет: мой друг Колиби ответил бы ему вполне положительно.

Когда я поселился в Майфилде, там было еще двое слуг: миссис и мистер Грин. Сам Грин – австралиец, а жена его, насколько мне помнится, – уроженка Канады. Он служил у старика в качестве дворецкого. Между ним и стариком часто происходили недоразумения. Он не любил Трэнсмира, и старик также недолюбливал его.

Приблизительно в эту пору мне удалось незаметно припрятать несколько ценных вещей: золотые часы и пару серебряных подсвечников. Тут произошел скандал с Гринами: хозяин заметил, что они отдают объедки своему зятю, и сразу же отказал им.

Обнаружив пропажу часов и серебряных вещей, он обыскал их комнаты. Конечно, мне было очень досадно и обидно за Грина, но я не мог ничем ему помочь…

После отъезда Гринов я должен был исполнять обязанности и лакея, и дворецкого. Очень скоро я обнаружил, что все ценности старик хранит в подвальной комнате. Я никогда не был в ней, но знаю, что к ней ведет коридор, начинающийся в столовой: я видел несколько раз дверь открытой и мог, нагнувшись, разглядеть коридор.

Я надеялся, что рано или поздно мне удастся осмотреть более тщательно весь дом. Однако это оказалось не так легко. Но вот – за неделю или за две до убийства – с Трэнсмиром случился припадок; пока он лежал в полубессознательном состоянии, мне удалось снять с его шеи ключ и сделать отпечаток на куске мыла… Впрочем, припадок длился недолго: едва я успел надеть на шею старика цепочку с ключом, как он пришел в себя.

С тех пор я начал работать над ключом. Вот и все, что я могу сказать про подвальную комнату, которой никогда не видел.

Каждый день я ложился спать в десять часов. Старик сам запирал дверь, отделявшую мою комнату от всего дома. Поэтому я не знал, что происходит в доме по ночам.

Однажды после ночного припадка, когда я не смог прийти ему на помощь, старик повесил запасной ключ от двери, отделявшей меня, в стеклянный ящик: в случае тревоги я имел право разбить его и вынуть ключ.

Вскрыть стеклянный ящик для меня не представляло больших трудностей, и я часто пользовался впоследствии этим ключом.

В первый раз я воспользовался им, когда услышал голоса в столовой. Я недоумевал, кто мог прийти к Трэнсмиру в такой поздний час. Однако я не решился спуститься вниз, так как передняя была освещена. В другой раз, когда в передней не было огня, я, набравшись храбрости, сошел вниз.

Я увидел молодую женщину. Она сидела за столом и писала на пишущей машинке под диктовку старика, который ходил взад и вперед по комнате, заложив руки за спину. Это была самая красивая и изящная молодая женщина, какую я когда-нибудь видел… Почему-то лицо ее показалось мне знакомым. Однако я не знал, кто она, до тех пор, пока не увидел ее портрет в иллюстрированном журнале: это была известная артистка мисс Эрдферн.

В следующий вечер я снова спустился; на этот раз старик не диктовал, а разговаривал с молодой женщиной.

Она приезжала, таким образом, из театра каждый вечер и оставалась у старика иногда до двух часов ночи.

Однажды старик строгим голосом спросил: «Урсула, где же булавка?» Молодая женщина тотчас же ответила: «Она же должна быть здесь!» Трэнсмир пробормотал что-то про себя, а затем воскликнул: «Да! Вот она!»